Попался кусочек сериала «Таагад-33».

Английский боец ММА, махровый антисемит, много лет мечтал избить еврея. Особенно израильтянина. Но больше всего он мечтал избить еврея-израильтянина- поселенца.

Вот его мечта почти сбылась — попался ему такой поселенец — боец Полчак.

Но вот незадача — англичанин сам оказался отмудоханным.

А после поединка Полчак кое-что ему объяснил… ))

Позавчера одной тварью стало меньше.

Полицейских скорее накажут, чем наргадят.

Долбаное зазеркалье.

Читаю в новостях:

В Питере на следующей неделе пройдет «неделя израильского кино».

Стало интересно.

Посмотрел список фильмов...

Блин, одна конъюктурщина. 

Лишь один бриллиант из кучи дерьма — фильм «Полицейский Азулай».

Трогательная комедия о неказистом служителе порядка с большим сердцем.

Азулай – человек простой. Ухаживает за больной женой, верит в бога, служит в полиции, в каждом преступнике в первую очередь видит человека. Это и его достоинство, и его бремя: на работе он слывёт чудаком, его контракт с полицейским участком скоро истекает, и начальство подумывает его уволить. Но именно на таких людях обычно и держится мир, ведь Азулай – маленький человек с огромной душой. Поэтому в конце концов весь криминальный мир Яффо решает за него вступиться.

А песня из этого фильма много лет была неофициальным гимном полиции.

Все остальные фильмы-участники — не советую тратить время ))

Тель-Авив, Центральная автобусная станция. Полдень.

Прохожу мимо вот такой парочки:

Мама в футболке и шортах провожает сына-солдата после выходных в часть (сын, видимо, служит не более полугода).

— Арье, ты всё сложил в сумку? Ничего не забыл?

— Всё взял, мама.

— Носки, трусы? Две майки положил?

— Да, мама. Две положил.

— Зарядку от телефона взял? Бритву?

— Да, да, мама, ну взял…

— Ой вэй, и где второй «рожок», где?!

— В сумке...

— Что он делает в сумке, Арье? Немедленно прикрепи к автомату! И перевесь автомат через голову, а не так, как ты его носишь на плече. Это М-16, а не «узи». Тебе же будет удобнее!

— Ну, мам… Перестань, люди смотрят!

— Не «нумамкай» на меня, а делай, как я говорю! Вытащи «рожок» и перевесь автомат как положено!!! — отчеканила мама командирским голосом, да так, что я сам невольно подобрался и встал ровнее. — Слушай уже сюда: мама знает, как правильно!!!

Я ни секунды не сомневаюсь, что эта мама таки знает, как правильно! И эта мама разбирает и собирает автомат намного быстрее, чем сын. И стреляет наверняка лучше.

Это — Израиль… ))

По просьбам читателей повторю не то анекдот, не то жизненный эпизод.

Снег в Иерусалиме выпадает каждую зиму, как и во всех местах Израиля, находящихся на высоте, превышающей 800 метров над уровнем моря.

Иногда этот снег лежит всего несколько дней, иногда — пару недель, а иногда навалит столько, что...

Так и в тот раз. Иерусалим завалило снегом. Весь транспорт остановился.

Специальной снегоуборочной техники в столице нет, как и во всей стране. Поэтому на расчистку уличных сугробов были отправлены танки.

И вот такая картина:

На автобусной остановке сидит и мерзнет старый религиозный еврей, с пейсами. Мороз небольшой, всего минус пара градусов, но ему с непривычки холодно. Автобуса, понятно, долго нет по причине сугробов. В общем, сидит мужичок, синеет, пейсы инеем покрываются.

Рядом с остановкой — группа парней. Что-то громко обсужают по-русски.

Старик:

— Снег… танки… русские… Гевалт! Где я?!!!

Где-то через 1000 лет. 

3анятие в детском саду.

-Сегодня дети, мы празднуем древний еврейский праздник — Вакцинука! Знаете ли вы что же это за праздник?

-Нет

-Много много лет назад,  злые греки — Альфа, Дельта, Омикрон и другие злодеи, захотели лишить евреев их образа жизни и соблюдения многолетней традиции — шоппинга на 5-м авенью в черную пятницу, распродаж в Лондонском примарке и распивания глинтвейна на рождественских ярмарках Вены и Берлина.

-Мне страшно! Как же так! Почему?!!??! Вот злодеи!

-Да да, всё так и было. И у них почти получилось!

-ААААА !!!!!

-И когда уже казалось, что всё пропало, храбрые еврейские фармацевты Халед макабиец и Тофик леумитовец нашли в кладовке минздрава небольшую ампулу с вакциной.... 

-О! Здорово!

-Но вот беда, это оказался файзеровский бутылёк из самой первой партии, которая была эффективна лишь от первого вида, от уханьского

-Как жалко...

-Но произошло чудо!

-Какое?!?!!! Какое чудо?!?!?!

-Вакцины хватило не на один, уханьский штамм, а на целых 8!!!

-Ура!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

-И в честь этого чуда дети, и в память о тех событиях, мы зажигаем в течении 8 дней Вакцинукию, добавляя ей каждый день по одному рулону туалетной бумаги

-Как здорово! Какой классный праздник!

-Ну а теперь дети, настало время нашей дневной прогулки! Дружно надеваем биоскафандры и выходим через дезинфекционный тоннель прямо во дворик и как всегда ничего не трогаем руками!

(с)

Пришел мужик по делам. Сидим, разговариваем.

Просыпается кот. Выходит, чтобы познакомиться с гостем.

Гость, понятное дело, начал умиляться — какой хороший котик, красивый и т д. Я предупредил мужика, чтобы был поосторожнее с этим «хорошим котиком». Но гость мои предупреждения всерьез не воспринял.

А зря.

Отвлекся он на пару секунд, и этого хватило, чтобы кот отгрыз шнурок на ботинке гостя.

Блин, ну откуда, откуда в этом звере столько шкоды?

В одном маленьком советском городке местное население строго делило одежду на «каждый день» и «на выход». 

Та, которая «на каждый день», продавалась в местном универмаге.

Ту, которая «на выход», было принято шить у уважаемых мастеров. 

Городок был полуеврейский, так что, сами понимаете, мастеров пошива хватало.

Был даже совсем молодой человек, по фамилии Хабибуллин, который имел смелость и наглость шить брюки в городке, где творили такие великие маэстро иголки и катушки, как Яков Моисеевич Нуледьман. 

Были, конечно, и другие виртуозы, но как нет другого Страдивари среди скрипичных мастеров, так и нет другого Якова Моисеевича среди портных.

Яков Моисеевич был фронтовиком, носил орденские планки, прихрамывал на одну ногу и шил такие костюмы, что к нему приезжал даже первый секретарь горкома.

Яков Моисеевичу было все равно кому шить. Первому секретарю или бухгалтеру железнодорожной станции. Он шил безупречно. Делать неидеальные костюмы он считал ниже своего достоинства. Неровный шов для него был страшнее сибирской язвы. За перекосы стрелок на брюках он бы с удовольствием расстреливал, но, конечно, только на словах, так как на самом деле был Яков Моисеевич человеком добрым и очень осторожным.

Сам Яков Моисеевич, странное дело, ходил в мешковатом пиджаке и нелепых широких брюках.

— Яков Моисеевич, вы такой шикарный портной, неужели вы не можете сшить себе хороший костюм? — спрашивал во время примерки секретарь парткома.

— Ай, я вас умоляю, товарищ главный секретарь, — отвечал Яков Моисеевич. — Зачем мне шить такой костюм? Вы же посмотрите на него и подумаете, что себе таки я костюм сшил лучше, чем вам. И вы будете очень переживать и думать, что Яков Нудельман босяк и аферист. А оно мне надо? Так больше нет, чем да.

Секретарь парткома смеялся и называл Якова Моисеевича евреем. Для него это слово обозначало не столько национальность, сколько состояние души и образ жизни.

Яков Моисеевич не спорил, тем более, то, что он был евреем, было очевидно.

Секретарь парткома был твердо уверен, что самый лучший костюм в нашем городке таки был сшит именно ему. И очень сильно гордился этим фактом.

А потом Яков Моисеевич умер.

И когда его хоронили, он был одет в такой ослепительно шикарный костюм, что многие сделали вывод, что Яков Моисеевич таки обставил секретаря с его костюмом. Потому что костюм Якова Моисеевича был просто невероятно хорош.

Секретарь парткома, конечно, сделал вид, что не заметил великолепия костюма покойного, но, говорят, в сердцах проворчал:

— Вот еврей...

И опять с ним никто не спорил, потому что это было совершенно верно. И Яков Моисеевич тем более не спорил, во-первых, потому, что он умер, а во-вторых, зачем спорить с тем, у кого никогда не будет такого великолепного костюма, как у вас?

(само приползло)

Они разные.

Она – ашкеназка, он – сефард. У нее русские корни, у него – аргентинско-болгарские.

Она с детства занималась балетом и современными танцами, он – гимнастикой и дзюдо.

Они дружат давно. Еще со школы.

Он дарил ей пластмассовые колечки и браслетики, она ему дарила свою улыбку.

Недорогие кафешки, кино, прогулки в парках. Старались как можно больше времени проводить вдвоем.

Но после школы настало время армейской службы. Ему – три года, ей – два. Он – на севере, в знаменитой бригаде «Голани». Она – на юге, на одном из аэродромов.

Но по выходным дням они опять были неразлучны.

Он дарил ей бижутерию и приглашал в походы. Она ему дарила свою благосклонность.

Когда он закончил срочную службу, она уже успела окончить первый курс университета.

Она всегда, с самого детства была такая «взросленькая» — знала, что правильно, что лучше делать.

Теперь она заставляет учиться его.

Она по-прежнему занимается современными танцами, он – бодибилдингом, и не без успеха, став одним из призеров страны.

Сейчас они оба хорошо устроены. Оба – на «государевой» службе, что у нас считается престижным. С хорошими зарплатами и прочими условиями. Она – в одном интересном правительственном офисе, он – пока просто пожарник, когда закончит учебу – будет офицером.

Он дарил ей бриллианты, айфоны и заграничные туры. Она ему дарила свою благодарность.

За все это время он несколько раз делал ей предложение руки и сердца. Она каждый раз просила подождать. Под разными предлогами – служба, учеба, то да сё.

Ну, и где-то в конце лета настал момент, когда ждать больше не надо… ))

или снова о том, что во всем виноваты евреи

Борис Прусский — израильский актер и рэппер, известный под ником ЁмаЁм.

Мне льстит быть израильтянином. Еврей из меня хреновый, прямо скажем — начиная хотя бы с того, что я пишу это в шабат. Но здравый смысл и базовое образование не позволяют мне умножать число имеющихся сущностей, и тупо верить. Знать — интереснее, плюс просто надёжнее с точки зрения выживания.

Так вот, израильтянином быть чертовски лестно (это еще круто, клёво, приятно, весело и не хлопотно, но лестно — прежде всего). Мы тут навсегда на авансцене, под огнём тысяч софитов и в перекрестии прицелов сотен телекамер. О нас не забывают ни на день, ни на час, ни на минуту. Мы всё время новость номер один. В крайнем случае — номер два или три с половиной...

Мне, как человеку, прошедшему в отрочестве некоторую систематическую театральную школу, это ощущение жизни в центре заинтересованного болезненного внимания со стороны всех остальных жителей планеты доставляет едва ли не физическое наслаждение, не говоря уже о психологическом. Израиль — не зритель, как прочие 7 млрд 992 миллиона жителей Земли, а исполнитель, причём в статусе не заходящей звезды с кучей лайкеров и хейтеров, как положено.

Сирийцы сбили русский самолёт советской ракетой? Израиль тут как тут. В Иране саудовские террористы расстреляли военный парад? Без евреев точно не обошлось. Трамп погнал палестинцев метлой по паперти? Как же тут без козней Иерусалима?.. Ну и так далее, не мне вам рассказывать...

Не открытие, а констатация: песенка наша про вражеский Сион, с которого эта страничка началась, она актуальна навсегда (и — справедливости ради — она с таким ощущением и писалась). Можно не спеша, год за годом дописывать к ней куплеты, не теряя основного смыслового стержня: что бы ни случилось — вали на нас.

Признаюсь тебе, читающему эти строки, что дурковатые три куплета «Вражеского Сиона» дали мне самому окончательную индульгенцию 

(«Фактическая бумажка!.. Броня!» — как требовал проф. Преображенский)

говорить и писать об остальных вообще всё, что угодно. И в ответ на возмущенное: 

«Да как вы можете такое говорить?!»

— негромко ответствовать, угрожающе усмехаясь: 

«После сказанного о нас за прошедшие 2000 лет, да после сделанного евреям неевреями за тот же период, вы будете стоять и слушать, утираясь, шарахаясь от моей брызжущей слюны и пустив очи долу. Стоять, слушать и терпеть».

(с)