"- Связь установлена, господин президент, — сказал помощник. – Включать?

Президент устало кивнул, взял со стола освежающую салфетку, протер лицо, поморгал красными от бессонной ночи глазами.

Огромный экран на стене ожил, появился город, небоскребы с площадками для электролетов, трансформтруба, чья гладкая поверхность служила источником света, цветущий парк, фонтаны, дети. На ближайшем небоскребе светились гигантские буквы рекламы: «2062-й год – год удачи». 

«Не могут не выпендриваться», — с досадой подумал президент.

Городской пейзаж на экране сменился сельским: поля, уходящие за горизонт под низким красноватым небом, темные линии каналов.

— Надо отдать им должное, — сказал помощник.

Президент выругался про себя. На экране возникла большая светлая комната, в центре которой стоял смуглый носатый человек.

— Добрый день, господин президент, — сказал человек. — Или у вас ночь? Я все время путаю.

— Здравствуйте, господин Гольдкопф, — резко ответил президент, как бы отсекая все прочие неважные подробности. 

— Не буду держать вас в напряжении, — улыбнулся Гольдкопф. — Наш ответ: нет.

— Что значит нет? — наливаясь кровью, произнес президент. – Вы вообще понимаете, что значит это «нет»?

— «Нет» значит «нет», — по-прежнему улыбаясь, сказал Гольдкопф и почесал нос.

«Ну и манеры», — подумал с раздражением президент, но раздражаться было нельзя, он заставил себя успокоиться и сказал размеренно и четко:

— До истечения ультиматума Верховного Халифа осталось 36 часов. Если вы нам не поможете, через полтора суток половина населения Земли попросту исчезнет.

— Ну почему же исчезнет? Просто примет ислам, — возразил Гольдкопф с той же неприятной улыбочкой.

— Просто примет ислам?! — взорвался президент. — Просто примет ислам?! Вы что, не читали ультиматум? Я же послал вам полный текст. Если мы отдадим им всех детей моложе 20 лет, они разрешат нам доживать в резервациях. А если не отдадим, просто сбросят нейтронную бомбу.

— Это очень печально, — сказал Гольдкопф, на сей раз без улыбки, и снова почесал нос.

— Но почему?! — не в силах больше сдерживаться, закричал президент. — Почему?!

— Господин президент, — сказал Гольдкопф, и легкомысленность слетела с него словно снятое пальто. -  Мы предупреждали вас, что такое джихад. Мы предупреждали вас 100 лет, каждый день почти. Но раз за разом вы не желали нас слушать. Раз за разом ваши университеты поддерживали интифаду и террор, раз за разом ваши политики объявляли нам бойкот, раз за разом ваши суды обвиняли нас во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях, раз за разом ваша пресса мешала нас с грязью. 

— Лично я всегда поддерживал вас, — перебил президент. — Каждый год в день памяти жертв Катастрофы я выступал с речью поддержки.

— Мы помним и ценим, — сказал Гольдкопф, и тень улыбки снова мелькнула на его губах. — В день памяти жертв джихада, который мы непременно объявим, я буду выступать с речью поддержки. Каждый год, обещаю вам.

— А дети? -  сказал президент. — Дети не выступали против вас. За что вы наказываете детей? 

— Насколько я понимаю, с детьми ничего не случится. Они просто примут ислам и будут жить долго и счастливо.

— А цивилизация? Наша цивилизация, иудео-христианская, вы забыли?

— Это вы забыли, господин президент. Это вы забыли, что история этой цивилизация нашпигована, словно некошерная колбаса салом, обвинениями евреев во вмешательстве в чужие дела. Вы не хотели, чтобы мы лезли в ваши дела – вот мы и не лезем.

Президент поморщился. Гольдкопф раздражал его до чрезвычайности, раздражал всем, и видом -  гравикостюм и высокие шнурованные гравиботинки, в которых не было никакой нужды в помещении — и манерой держаться, и манерой речи. Но раздражаться было нельзя, и президент глубоко вздохнул, выдохнул и попробовал снова:

— Но есть же на Земле люди, которые вас на самом деле поддерживали. Которые воевали за вас, помогали вам, выступали за вас.

— Нет, — сказал Гольдкопф, — таких людей на Земле нет.

— Как это нет? — возмутился президент. — Мой сын…

— Я не сказал, что их нет вообще, — перебил Гольдкопф. Он снова улыбался, и президенту потребовалось все его знаменитое самообладание, чтобы не запустить в экран мраморным бюстом Вольтера. — Я сказал, что их больше нет на Земле.

Президент раскрыл рот и снова закрыл, осмысливая сказанное. Потом спросил:

— Когда?

— Сегодня ночью, — ответил Гольдкопф. – Включая вашего младшего сына, который, в отличие от вас, речами не удовольствовался.

— Вам не кажется, что это мелкая мстительность, недостойная великой нации, избранного народа? – сделал последнюю попытку президент.

— А мы не великая нация, — засмеялся Гольдкопф. – Обычная. А избранность наша закончилась на Земле. На Марсе нас никто никуда не избирал.  До свидания, господин президент.""

(из мордокниги)